И ходить всегда стараюсь так, чтобы в любой момент можно было смыться, если что-то произойдет.
Еще с произношением что-нибудь делать нужно. Понимают меня отлично, но почему то улыбаться начинают. Даже не представляю, в чем дело.
Читал как-то, что одному человеку волей случая среди чукчей долго жить пришлось. Учила его языку женщина, и, когда он начинал говорить с мужчинами, те всегда смеялись. Как оказалось, у чукчянок свой особый женский язык.
Здесь же такого нет, здесь вообще разделения нет, ну как в английском, например.
Он, она – есть, а вот – он взял, она взяла, совершенно отсутствует. Так что даже не догадываюсь, в чем дело.
Здесь, в Стоклерде, я уже второй день задерживаюсь. И причина уважительная, Бронс попросил его родных навестить, и письмо вручил. Еще на словах коротко передать, что все у него в порядке. Адрес простой: квартал Оружейников, дом Родеринфов. Вот и кружу я уже который час сегодня, и вчера достаточно времени потерял.
Мухорку с лишними вещами на постоялом дворе оставил, ничто никуда не денется. Цена вопроса – пара медяков.
Квартал Оружейников я быстро нашел, а вот где Родеринфы живут никто подсказать не может. Наконец нашелся один, сказал, что таких квартала здесь два. И второй находится чуть ли не на противоположном конце города. И рукой неопределенно махнул, указывая направление. Да слишком и не намашешься, когда на плече бочонок, литров семьдесят на глаз. И на том спасибо.
Все-таки эти дворяне, на мой взгляд, слишком много себе позволяют.
Вот, например, стоят двое, на самом перекрестке и о чем-то громко разговаривают.
Причем дистанция между ними метра два. И плевать они хотели, что мешают всем.
На перекрестке застыла груженная каким-то барахлом телега, с понурой лошаденкой.
И мужику, не менее понурому, даже в голову не приходит попросить их посторониться.
Нет, надо определяться, чем мне здесь дальше заниматься.
Например, создать политическую партию и бороться со всем этим негодяйством. Затем, когда местная политическая охранка совсем продыху мне давать не будет, эмигрирую. И стану я спокойно доживать свой век в каком-нибудь курортном местечке на партийные деньги. Еще буду хорошеньких кандидаток в партию принимать, вдумчиво так, не спеша. Может быть, даже капитал свой напишу, чтобы память о себе на века оставить.
С другой стороны, слишком уж опасно. Вдруг здесь диссидентов как еретиков у нас сразу же на костер отправляют.
Нет, в политику точно не полезу.
Есть у меня и другой вариант, не менее привлекательный. Смотрю я внимательно вокруг и вижу, что блондинок не больше, чем от природы отпущено. А это уже безобразие получается. У нас перекись водорода еще в Древнем Риме изобрели. Нисколько не сомневаюсь в том, что многие женщины и здесь хотели бы блондинками стать. Спят и во сне такими себя видят.
На их счастье я объявился. Вполне может быть, что в этом и есть моя миссия.
Начну со скромного. Открою в столице пару салонов, где буду женщинам их мечту осуществлять. Именно со столицы начинать нужно. Ведь оттуда вся мода распространяется. Дальше – больше, обязательная монополия, широкая сеть по всей державе и тогда деньги – рекой, а женщины – кучей.
Живи и радуйся. Еще стилистом стану и визажистом, наверняка у меня в этом смысле больше знаний, чем у местных цирюльников.
В этом я вижу только две проблемы. Я понятия не имею, как его получить, этот самый пергидроль.
Вторая проблема значительно круче. Станешь стилистом и перестанешь на женщин внимания обращать. А как на них можно внимания не обращать, вон какая миленькая спешит куда-то, не забывая на мужчин глазками постреливать.
Засмотревшись на симпатичную горожанку, я столкнулся с горожанином.
Вот это да!
Наконец-то, за все время моего пребывания здесь мне по-настоящему улыбнулась удача. С ума сойти можно.
Передо мной стояли два дворянина. Один из них был мой давний знакомый, еще по въезду в Сверендер. Тот самый, что с коня неудачно так неудачно соскочил. А вторым оказался тип, которому буквально вчера я попытался объяснить дорогу к ратуше. Оба они смотрели на меня не менее обрадовано.
– Представляешь, Ониор, у меня этот гийд не так давно кошелек украл. И мне так мечталось его встретить – обратился давний мой знакомец к недавнему.
– А еще я ему с удовольствием по морде настучал – в свою очередь радостно сообщил Ониору я. Не знаю, что у меня получилось, но, по крайней мере, именно это я пытался сказать. И меня отлично поняли.
– Ги-и-йд– с веселым изумлением протянул все тот же, и хлестнул мне по лицу зажатыми в руке перчатками. Зря.
Мне не вручали в шесть-семь лет маленькую шпагу, сообщив при этом, что именно этот предмет является символом всего того, что отличает меня от обычного человечишки. И не занимались со мной опытные наставники все время, пока я не вырос.
Но некоторые вещи я делаю несравненно лучше, и не задумываясь.
Поднырнув под его правую руку, я с огромным удовольствием вонзил свой кулак ему в печень.
Когда-то давно такой прием я увидел в старом американском фильме о нью-йоркской шпане, в одном из самых моих любимых фильмов. И я немало времени потратил, отшлифовывая его. Особенно много потратил, когда в секцию ходил.
Моя маленькая мечта сбылась, пусть и не при помощи ног. Все, в эту сторону можно даже не смотреть. Боль при ударе в печень приходит не мгновенно, но выдержать ее не может никто.
Довернув корпус, я от души приложился Ониору подъемом стопы под колено. Его развернуло ко мне спиной. А я чего добивался?