Следующие несколько дней прошли в череде нескончаемых кошмаров, сменявшие один другой. Снова я спасал Аниату, и ноги словно прилипали к земле, не давая сделать ни шагу. А когда мне удавалось это сделать, то в моих руках, вместо кистеня, оказывался непонятный предмет, вырывавшийся из рук, как живой.
Затем место Аниаты занимала Тиасса, и я не мог помочь ей. Появлялся Бронс и укоризненно смотрел на меня. В кратких промежутках между кошмарами надо мной смутно вырисовывались лица то Мирты, то Тиасы, то лицо еще какого-то пожилого незнакомого седобородого мужчины.
Затем я оказывался лежащим на земле, а вокруг меня стояли и молчали фигуры всех десяти. Лица некоторых я мог разглядеть хорошо, несколько вместо лиц имели смутные маски. Последние трое были вообще без лиц, только лишь со светлым пятном вместо них.
Когда я, наконец, пришел в себя, первым что я увидел, были лучи местного светила, бившие через раскрытое окно. И было непонятно, раннее ли это утро, или же наоборот, вечерний закат. Затем я разглядел сидевшую рядом с постелью Тиассу.
Тиасса встрепенулась, увидев, что я открыл глаза.
– Хочешь пить? – спросила она.
Я кивнул головой. Я много сейчас чего хочу, и среди этих «хочу» желание сдохнуть не на последнем месте.
Приподняв мне голову, девушка напоила водой. Господи, какая она вкусная, обыкновенная вода с легким привкусом какой-то травы. Голова обессилено рухнула на подушку. Проведя рукой по подбородку, я обнаружил щетину. Трудно определить вот так, на ощупь, но дня три, четыре ей было точно.
Что со мной случилось? Инфекция, внесенная в рану, обыкновенная инфекция, подцепленная здесь или реакция организма на все события последних месяцев? Не знаю, но напившись, подыхать я передумал.
Вот теперь необходимо собраться с силами, спуститься со второго этажа и выбраться на дворик. Причем сделать это необходимо как можно быстрее. Не знаю, как я обходился без всего этого все это время и не хочется даже об этом думать.
Мухорка и вещи остались в таверне, мелькнула страшная мысль.
Я совсем не помню, был ли разговор на эту тему за ужином, я вообще его смутно помню. Затем увидел свой мешок с вещами в углу комнаты, а окончательно успокоила меня Тиасса, сказав, что и за лошадь переживать не надо, она в хорошем месте и там о ней позаботятся.
На дворе пахло утренней свежестью, яркая зелень, еще мокрая после ночного дождя, птички поют. В общем, помирать я раздумал бесповоротно.
После обеда ко мне в комнату зашел лекарь. Был он пожилым мужчиной с седой бородой, и становилось понятным, что именно его лицо я видел на грани бреда и яви.
От денег он решительно отказался, заявив, что вопрос с ними уже решен, и мне беспокоиться не о чем.
Еще раньше от них отказалась Мирта, причем с таким видом, что настаивать мне показалось неудобным. Ничего, это от денег можно отказаться, а от подарка не получится.
Доктор осмотрел меня, послушал своей трубкой сердце и успокоил, что все плохое уже позади и жить мне осталось долго и счастливо.
Затем хлопнул меня по плечу и ушел.
Любят же здесь по плечу хлопать. Так и приветствуют и прощаются и высказывают по разным поводам свое мнение. Целая наука, оказывается, правильно по плечу хлопнуть.
На следующий день я почувствовал себя почти замечательно, и совсем уж было собрался продолжить свой путь, но Мирта попросила задержаться на пару дней. Лекарь сказал ей, что лучше всего еще немного подождать, чтобы окончательно убедиться в том, что рецидива болезни не будет. Что ж, я тоже совсем не против такого решения, только вот вопрос с содержанием решить нужно.
На это раз я разговаривал с Миртой более решительно, заявив о том, что или она возьмет денег, сколько необходимо, или я пойду и накуплю подарков, которые могут оказаться бесполезными предметами. И вот тогда мы оба будем сожалеть, что не поступили мудрее.
Очень не люблю быть кому-то обязанным в том случае, когда этого можно избежать.
Вечером, ко мне в комнату зашла Тиасса. Все время моего вынужденного беспамятства она добросовестно исполняла роль сиделки, так что в ее визите я не увидел ничего необычного.
Я как раз стоял в той самой позиции и пытался сделать хотя бы шаг. До болезни у меня получалось пройти парочку коротких шагов, сейчас же меня словно отбросило назад.
Из этой стойки и встать нормально не сразу получается, так что я всегда начинал с такого места, откуда можно за что-нибудь зацепиться. В данном случае рядом со мной находился комод.
Тиасса посмотрела на меня, встала точно также и легко дошла до противоположной стены. Затем развернулась, подошла ко мне и выпрямилась. Да уж. Может быть, я уже слишком старый для этого?
На взгляд Тиассе было не больше двадцати. Но определять таким образом возраст местных женщин занятие достаточно бессмысленное, никогда не угадаешь. Они, бывает, и в четырнадцать замуж выходят. И выглядят при этом совсем не соплюшками.
– Как себя чувствуешь? – спросила она.
– Просто отлично, спасибо вам за все – не задумываясь ответил я. Вот только пожалуйста, не приближайся слишком близко, Тиасса. У тебя внутри какой-то магнитик есть, и он сильно меня притягивает.
Тиасса же подошла вплотную и провела ладонью по моей щеке.
– Вид у тебя немного бледный –
Девочка, отойди пожалуйста, я же сейчас не выдержу, и взгляд свой опущу. У тебя красивое платье, и оно очень тебе идет. Но вот только вырез можно было бы сделать и поскромнее.
Я стоял как истукан, хотя чего уж тут непонятного.
Понимаешь Тиасса, мне потом трудно будет смотреть в глаза твоей маме и твоему брату. И совсем не за этим попросил меня заехать к вам Бронс, совсем не за этим. А девушки зачастую страдают именно из-за своей жалости, впрочем, ко всем женщинам такое относится. Это наваждение и оно быстро пройдет.