Артуа - Страница 56

Может быть, среди этого хлама высохшая смола очень редкого дерева житоя, от крупицы которой положенной под язык, люди цепенеют на целые сутки, и все это время живут в своем мире. И он настолько прекрасный, что ими овладевает желание остаться в нем навсегда.

Или плоды невзрачного кустарника, что дают отличный тонизирующий эффект, но заставляют принимать их снова и снова, поскольку жизнь перестает вызывать желание ее продолжать.

Или обыкновенные контрабандные товары, их имеется целый перечень, и заниматься торговлей ими может только государство. Не скажешь?

Ну как знаешь, как знаешь, а мне пора откланяться. Ваши проблемы теперь только ваши проблемы.

Уже в спину Пронтий окликнул меня – Артуа. Когда я обернулся на зов, он протянул мне саблю Годима. Что ж, очень ценный подарок, и ты это понимаешь еще лучше меня.

До половины обнажив клинок, я полюбовался узорчатостью его стали. Вынул его полностью и несколько раз взмахнул рукой. Не легкий и не тяжелый, в самый раз, как будто сам специально долго по весу его подбирал.

Проблема только одна: всякий раз, когда выхватываешь его из ножен, можешь потерять несколько очень важных мгновений, чтобы лишний раз полюбоваться изящной хищностью его клинка.

Оседлав Мухорку, я помог Милане взобраться на нее. Все, Милана нам пора.

Сразу и поедем, без завтрака. Зря ты выбросила и орешки и слипшиеся в руке конфетки. Не осталось у меня ничего из съестного. Когда состоишь на полном довольствии, такими вопросами перестаешь заморачиваться.

Так что придется немного потерпеть. Что-нибудь по дороге купим.

И еще один очень важный момент. Пару минут буквально.

Я подошел к могиле Годима, уже лежащему в ней, завернутым в полотно и положил клинок ему на грудь. На какой-то миг мне даже показалось, что его тело чуть шевельнулось, принимая то, что принадлежит ему по праву.

Это морок. Просто я не выспался ночью и еще очень много нервничал. Но так будет правильно.

Завтра мне предстоит расстаться с Миланой.

Я сидел в харчевне и который час тянул кислое дрянное вино безо всякого намека на крепость. И больше всего мне хотелось, чтобы сейчас передо мной на столе оказался обыкновенный стакан с обыкновенной белой жидкостью привычной мне градусности. Чтобы ахнуть его залпом, уткнуться носом в рукав, а затем им же вытереть набежавшую от этого слезу. Потом перевести дух и выкурить подряд пару сигарет. Наверное, меня бы отпустило.

Милана осталась наверху, в большой сухой теплой чистой комнате с двумя широкими кроватями.

Мы остановились на этом постоялом двору еще совсем засветло. Я снял комнату, ту, что оказалась лучшей и свободной. Распорядился принести в нее много горячей воды.

Заказал много всего из того, что мне показалось вкусным в местном меню.

Затем ушел вниз, уселся за стол, и сижу за ним уже который час.

И еще я купил Милане новое платье. Конечно, он не было таким, к каким она привыкла, хотя я потратил на него почти все деньги, обнаруженный в поясе жертвы моей все еще побаливающей пятки. Или рукояти моего пистолета.

Завтра Милан будет там, куда все это время стремилась, и совсем не хочется, чтобы выглядела она одной из тех, кто зарабатывает себе на хлеб ласками на обочине имперского тракта.

Когда она одела его и попросила оценить, я увидел то, что боялся увидеть все это время. Платье оказалось ей по размеру, и передо мной предстала не девочка-подросток, а юная женщина во всей своей хрупкой тонкости красивой фигуры.

После этого я и ушел вниз и сижу за столом, мечтая о полном стакане национального напитка, пусть даже и очень теплом.

Когда я, наконец, поднялся в комнату, Милана уже спала. И на лице ее было выражение не обиженной девчонки, а женщины, обманувшейся в своих ожиданиях.

Прости меня, Милана и пойми, что так будет правильно.

Мы шли тропинкой по красивому замечательному лесу, держась за руки и разговаривая обо всем на свете. С почти безоблачного неба ярко светило солнце, как будто бы говоря: вот оно я, а ведь вы совсем не ожидали увидеть меня еще долго-долго.

– Этот лес – рассказывала Милана – граница между владениями моего дяди и его соседом, бароном. Уже много лет они не могут выяснить, кому же он должен принадлежать. Мы могли бы свернуть с тракта немного дальше, но почему-то мне захотелось пройтись по нему. Правда ведь, что он очень красивый? –

Истинная правда Милана, и мне тоже очень не хочется с тобой расставаться как можно дольше.

Завтра я проснусь и уже не смогу видеть тебя, и некому будет оттачивать на мне свой язычок. А мне так нравилось, когда ты так делала, я даже не прислушивался к тому, что ты говоришь, просто слушал твой голос и все.

Не смогу помочь спрыгнуть тебе с телеги на землю, хотя ты отлично умеешь делать это сама. Но каждый раз, когда я тебе помогал это сделать, мы на миг замирали, и так хотелось закончить все поцелуем.

Или даже просто проснуться среди ночи от подозрительного шороха и вслушиваться в темноту ночи и в твое спокойное дыхание. А затем уснуть с мыслью, что скоро утро и ты опять мне улыбнешься.

Завтра всего этого не будет.

Сейчас мы идем, и с каждым шагом это завтра становится все ближе и ближе.

И я, наконец, решился сказать то, о чем боялся признаться все это время даже себе.

То, что понял сразу, как только ты немного пришла в себя и перестала казаться очень испуганной девчонкой.

И я старательно придумывал причины, по которым этого делать не следовало. Твоя молодость, твое происхождение и все остальное прочее.