Артуа - Страница 116

116

Сборщик, казалось бы, и не против этого был, но выдвинул встречное условие. Пойдет он им навстречу, лично с бароном переговорит и все будет на мази. Только и селяне должны ему не отказать. А желание его вот в чем оказалось. Жила в деревне девушка, очень милая и с лица и фигурой. Вот и выдвинул сборщик податей свое условие: будет она с ним ласкова и сразу все вопросы положительно решатся. Если же нет, то не обессудьте, служба прежде всего, а барон и благодетель ох как лют.

Надо ли говорить о том, что девушка эта оказалось Дисту невестой. И отведал сборщик вместо ласк девичьих кулаков ее жениха. Да так отведал, что увезли его в беспамятстве. Дело политическим оказалось, как же, если всякий вместо податей таким образом платить начнет, то это уже конец света будет.

Арестовали Диста, да он и не прятаться не стал, чтобы остальным худа не сделать. Всего неделя до их свадьбы осталась, когда все это случилось. Понимал Дист на что шел, да только не смог через себя переступить…

И помочь я вам никак не могу, как бы страстно мне этого не хотелось. Ничем не могу. Вы уж держитесь здесь как надо, у вас получится. И прощайте.

… А сердце продолжало биться учащенно, но уже по другой причине. Сейчас еще рано и если очень повезет…. Как же я мечтаю, чтобы повезло.

Когда дверь камеры захлопнулась за моей спиной и опять без того скрежета, что мне еще долго будет сниться в кошмарах, я обратился к Горднеру с просьбой:

– Господин барон, одолжите монету, мне нужно отдать долг.

Тот предложил горсть монет на выбор. Меня устроила медная, от нее меньше блеска. Этим он мне тоже нравился, никогда не задаст лишних вопросов. Надо, значит надо.

Мы шли полутемным коридором, трое стражников, Горднер и я. Медная монета надежно была прижата к ногтю большого пальца полусогнутым указательным.

Вот сейчас, за поворотом коридора. И если мне очень повезет…

Повезло, мой давний знакомый еще не сменился. И утренние часы на посту достались именно ему. Он стоял, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, последние минуты самые томительные.

Когда до него оставалось пара шагов, я чуть сбавил ход, одновременно посылая монету вперед, используя большой и указательный пальцы как катапульту. Монета пролетела удачно, не задев никого из идущих впереди людей, и весело зазвенела на каменном полу коридора. От серебряной монеты звона было бы больше, но она светлая и ее полет легче обнаружить.

Конечно же, все посмотрели в ту сторону, где раздался звон. В том числе и тот, кто был мне нужен. В этот момент я как раз поравнялся с ним, сделав то, что замыслил.

Это очень, очень больно, когда бьют пяткой по подъему стопы, еще и приседая на опорной ноге, чтобы добавить весу. А я так и сделал. Если ему повезло, то он всего лишь недельку попрыгает на одной ноге, но мне хотелось, чтобы не повезло, потому что в таком случае кости свода стопы окажутся раздробленными.

Горднер, этот волчара, все же уловил движение за своей спиной. И увидел, как стражник на одной ноге медленно сползает на пол, широко открыв в безмолвном крике рот. И опять он ничего не сказал.

Наверное, я опять сделал что-то недостойное для человека, мечтающего стать дворянином. Но тогда я думал о другом. В тот момент я вспомнил притчу, в которой один мудрец сказал, что за зло нужно платить злом. Иначе нечем будет платить за добро.

Хотя, вероятно, неведомый мудрец совсем не имел в виду пару треснувших ребер и боль в боку, периодически напоминавшую о себе так, что хотелось упасть на колени и завыть.

Глава 41. Игровая зависимость.

– Девочка моя сладкая, солнышко мое ненаглядное, зайка моя – приговаривал я, запустив обе руки в гриву своей кобылы и прижавшись щекой к ее морде. – Они же совсем о тебе не заботились. Не чистили тебя, гриву с хвостом не расчесывали, морковкой не угощали. Негодяи они, как есть негодяи. –

Никогда бы не подумал, что лошади умеют улыбаться. Ну а как это еще назвать? Собаки точно умеют, сам видел, но чтобы лошади…

Все-таки я преувеличиваю, причем очень. Моя Мухорка совсем не выглядела изможденной лошадкой, на подгибающихся ногах, со спутанной гривой и хвостом, забитым репейником и другой липучей гадостью. Но все равно они негодяи. Поди кормили в последнюю очередь и поили, зачерпывая воду уже со дна бочки. А моя красавица любит чистую воду и еще, чтобы травку в кормушке солью немного посыпали.

– Надо же, почему то раньше я считал, что вышедший из заключения мужчина стремится к женским ласкам, соскучившись по ним – услышал я сзади знакомый голос. Это Тибор, его бас трудно спутать с кем-нибудь другим. – Оказывается можно измениться настолько, чтобы начать предпочитать женщинам лошадей.

Вот только пользовался несколько другими словами, местным блатным арго и выражения его звучали примерно так: отмотал срок, шмара. Ну и еще рядом других, близких по значению, но трудных в переводе на литературный язык.

Теперь мне понять его было нетрудно, практика, пусть и небольшая у меня уже имелась.

Обернувшись, действительно увидел довольное лицо улыбающегося Тибора.

Шея у него была перебинтована, но в остальном он выглядел отлично.

Мы пожали друг другу руки, похлопали по плечам. Я очень рад был снова увидеть этого человека, которого уже посчитал мертвым.

– Рассказывай, куда ты исчез так, что тебя никто даже не смог увидеть –

сказал Тибор, после того как мы уселись на лавку, вкопанную в землю возле крытой коновязи, где стояли наши лошади. Коновязь принадлежала постоялому двору, расположенному на окраине Кергента, куда и привел меня Горднер.

116