Когда я зашвырнул его в воду, Жюстин, вяло интересовавшийся происходящим вокруг него, все же спросил: палево? –
Смотри-ка, запомнил новое слово, и я не смог сдержать улыбку.
И я ответил – да, генйтрум.
Коль скоро его недавние собеседники титуловали его так, да еще и с должным почтением, то, вероятно, и я могу так делать. Заодно покажу, что тоже не чужд новым словам.
Жюстин в ответ на такое обращение, одарил меня взглядом, который я никак не смог истолковать. Да и не до этого было.
Штаны ему я решил оставить, пусть думают, что он купил их на распродаже. Тем более в таком виде, в каком они пребывали сейчас, никаких подозрений к их владельцу они не вызовут. Своих сапог Жюстин лишился давным-давно, и тоже не без моей помощи. На правую ногу он не налезал, ну и какой смысл был в том, чтобы иметь одну ногу обутой.
Я сложил трофеи в носу лодки и отвел ее подальше от берега, забредя почти по пояс, решив, что страшиться замочить обувь сейчас не тот случай.
Грести веслами дело для меня весьма знакомое, разве что заменявшие уключины кожаные петли требовали определенного навыка.
Я греб и не сводил взгляда с мешка, стоявшего у самых ног Жюстина, поскольку успел заглянуть в него и обнаружить множество прекрасных вещей. Начиная с ржаных лепешек, твердого как камень сыра, копченой колбасы и заканчивая кожаной бутылью с вином.
Потому что печеная на костре рыба, мелкие орешки, напоминавшие вкусом фасоль и терпкие, приторно-сладкие ягоды, начинали вызывать стойкое отвращение.
Немного времени по дороге к селению, расположенному за излучиной реки мы потеряли, причалив к небольшому острову, для того чтобы разобрать трофеи.
Вернее, разбирал их я, потому что Жюстин безучастно наблюдал за моими действиями, кутаясь в свою обновку.
И большую часть времени я потратил на то, чтобы зарядить все пять имеющихся теперь у нас пистолетов. Среди трофеев было еще и ружье, но оно тоже отправилось в воду. Я лишь скрутил с него замок. Замок – вещь сама по себе достаточно дорогая, а ружье имело не совсем обычный вид, по которому его легко можно было бы признать.
А вот деньгами мы сильно не разжились, не зажиточными оказались люди напавшие на нас. Всего лишь одна золотая монета при горсти серебра и кучке меди.
Деньги же были нужны. И в первую очередь для того, чтобы вылечить Жюстина. Из меня хреновый медик и все мои познания ограничиваются оказанием первой помощи, в том числе при поражении электротоком. Насущное знание в этом мире, черт побери.
Жюстину прямо на глазах становилось все хуже и хуже. Даже приходилось приглядывать за тем, чтобы он не вывалился из лодки, потеряв сознание. Правда, держался он стойко, даже пытаясь шутить. Когда я в очередной раз назвал его генйтрумом, Жюстин спокойно заметил:
– Сомневаюсь, что вы знакомы с моей мамой. –
В ответ на мой недоуменный взгляд, объяснил:
– Слово, которым вы настойчиво меня называете, означает не что иное, как сукин сын. В отличие от дейднтрум, сын герцога, общепринятому у нас обращению к лицам, подобным мне.-
Вероятно, выражение моего лица было очень забавным, поскольку Жюстин смог расхохотаться, что закончилось приступом кашля.
Расположенное на противоположном берегу селение оказалось довольно крупным и называлось оно Крунстрилье. Если попытаться перевести его название на родной язык, то опять получается что-то рыбье, вот только название такой рыбы я не слышал, и поэтому с переводом у меня ничего не получилось.
Мы причалили в самом конце пристани, за длинными смолеными лойдами, так назывались здесь рыбачьи лодки. Дело было к вечеру и свидетелей нашего прибытия оказалось не так уж и много, всего два человека. Дед, со встрепанной седой бородой и малец лет семи, видимо его внук.
Когда я обратился к деду с вопросом, имеется ли в селении лекарь, тот лишь грустно посмотрел на меня. Ответил внук:
– Он не может говорить, господин. Ему вырвали язык люди Мергина.
Причем посмотрел на меня так, словно я обязательно должен был знать кто такой Мергин. И еще, трудно увидеть во мне господина, тем более сейчас. А вот относительно лекаря он рассказал мне подробно.
Есть здесь лекарь, есть, и не один, а целых два.
Первый, приехавший несколько лет назад из Мулоя, столицы провинции, живет совсем недалеко отсюда. Если господин поднимется от пристани к во-о-н тому дому, то упрется прямо в таверну. Их, кстати здесь три, даже больше чем лекарей. Так вот, второй дом слева от нее и будет домом лекаря. У него над дверью еще фонарь горит. Только сейчас еще не стемнело, и потому он не горит еще. Но все равно мимо не пройдете, и не потому, что он зеленый, а просто других фонарей над входом здесь больше нет.
Но он советует господам пойти к другому лекарю, что живет на самой окраине. Вернее другой, потому что бабка она. Она страшная – у мальчишки даже глаза округлились, когда он рассказывал об этом – но добрая. И лечит лучше. Ее тот, городской, не любит очень, даже обзывает всячески. Но все равно она лучше, об этом все говорят.
Все это он выпалил на одном дыхании. Славный мальчишка, бойкий такой и смышленый. Рука моя помимо моей воли потянулась в карман и выудила монетку.
Монету Руй, так он представился, принял с достоинством. И еще добавил, что мог бы проводить нас, но деда бросать нельзя, он иногда как маленький становится и всегда внезапно.
Шли мы долго, поскольку помимо Жюстина мне приходилось нести еще пару мешков, с нашими трофеями. Жюстин шел, опираясь на костыль, но на одной ноге сильно не попрыгаешь.